Как это там у Толстого, хрестоматийное: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»? Да что там — семья: а каждый из нас — семейный или нет, юный или пожилой, богатый или бедный, здоровый, больной — счастлив одинаково? Можно ли измерить счастье какими-либо материальными мерками, и если оно не в количестве, а в качестве, то в каком?

«Были времена, ходили мы в телогрейках и разутые, недоедали, а порой были и просто голодные, но мы были счастливы, потому что жизнь наша была такая: у нас была надежда, было прекрасное до 1990 г. будущее. Мы жили и радовались жизни с каждым годом, днем и часом. Вам этого не понять», — пишет в редакцию Н. Самойленко. И аргументирует свое понимание счастья: «Ведь была страшная война, страна была разрушена. Весной мы накапывали перемерзшей картошечки и ели „тошнотики“. Я ходил в школу — на одной ноге валеночек, на другой сапожок. Всё это было, всё мы пережили, была Победа. Затем, в короткий срок, не считаясь ни с чем, восстановили страну.

У мамы нас было пятеро. Выросли, получили образование и профессии. Трудились со всем коллективом коммунистического труда, добивались успехов, получая благодарности. Родина наша залечила раны, первой покорила космос. Добилась нормальной жизни человека! Мы имели гарантированное: жилье бесплатное, работу каждому по специальности, аванс-получку в срок, прекрасных руководителей-воспитателей, бесплатное образование, трамвай за 3 копейки, садик за 7 р. и квартплату 15 р. Наши надежды сбылись». Такое невозможно трудное — счастье?

— Счастье все ощущают по-разному, оно никакими материальными вещами не измеряется и не поверяется, хотя многие пытаются применять подобные критерии, — уверен врач-психотерапевт Алексей Андреянов. — Это, прежде всего, психологическое, душевное состояние, переживание некоего полета. И люди старших поколений совершенно искренне могли испытывать именно это «полётное» ощущение — ведь они принимали и идеологию, и ее смысл, и в этом контексте были действительно счастливы.

Количество счастливых людей, по мнению А. Андреянова, примерно одинаково во все времена. Можно точно измерить количество неврозов или суицидов, это дело статистики, и специалисты знают: количество неврозов и суицидов в тяжкие военные годы уменьшается! А уж когда закончилась Великая Оте­чественная — было огромное количество счастливых людей.

— Счастье — это когда человек живет в согласии со всеми своими процессами, — говорит А. Андреянов. А процессов таких много — та же работа, на которой важно чувствовать себя на своем месте, а значит, иметь основания для внутреннего покоя и мотивы для творчества (в самом широком смысле этого слова). Есть соратники, есть единомышленники — это ли не счастье?

— Знакомый рассказывал, как в молодости был бригадиром на заводе, орденоносцем, как счастлив был, когда его бригаде удавалось достичь успеха, — говорит А. Андреянов. — Но ведь и сейчас люди испытывают подобные чувства! Даже если они, на чей-то взгляд, делают малопонятные вещи: например, удачно осуществляют продажу какого-нибудь супернавороченного и неоправданно дорогого пылесоса, сумев убедить в его необходимости доверчивого клиента. «Технология» самого ощущения примерно та же. Подняться на новый уровень знания, опыта, на шажок приблизиться к постижению великих истин — тоже повод испытать чувство полёта.

В межличностных отношениях счастье ощущается тогда, когда человек чувствует настоящую близость, когда он получает от другого то, чего у него самого нет, когда любящие люди растворяются друг в друге. И в сложные жизненные периоды ценность этого многократно возрастает, а значит, и счастье ощущается острее и ярче.

Попробуйте человеку, пережившему трудное послевоенное счастье в телогрейке с материнского плеча и худых валенках, что-то сказать про сытое«сегодня» — он всерьез обидеться может. Особенно если почувствует в ваших словах пренебрежение к пережитому и достигнутому им. Каково это — признать, что 70 с лишним лет страна — и ты вместе с ней — шли не туда! А кто знает: сейчас-то она идет туда, куда надо? Жизнь ведь у каждого одна, она живется сразу набело, без черновиков…

Впрочем, мудрые люди чаще как раз не обижаются, они не передают «ключи» от самооценки в руки «критиков», оставляют за собой право иметь собственное представление о ценностях и приоритетах и не отнимают такого права у других. Для кого-то важно владение, для кого-то более значимо само бытие.

— Счастье не бывает лучшего или худшего «качества», не имеет количественных эквивалентов, — продолжает А. Андреянов. — Не случайно все духовные практики выводят на путь самоограничения. Известны методики, когда человека буквально замуровывают в пещере, где он достаточно долго находится, не имея доступа даже к минимальным благам цивилизации. Но зато когда он потом выходит из добровольного заточения, как обостряются у него все ощущения от мира, как радуют краски и звуки! Вспомните, как вкусна вода, которую вы, наконец, пьете, долго переживая до этого жажду.

Примерно об этом рассказывал мне когда-то молодой шахтер, объясняя, за что он любит свою опаснейшую, грязную (в буквальном смысле слова) работу: за счастье после смены подняться наверх и увидеть солнце…

Кому-то для того, чтобы «воспарить», нужна определенная порция адреналина. Они постоянно ставят себя как бы на край: идут на работу в спецслужбы, рвутся в горячие точки — там они чувствуют себя героями, это делает их счастливыми. А кто-то ставит себя на край, уходя в алкогольный запой — психотерапевтам такое слишком хорошо знакомо. Только путь этот тупиковый, такая дорога не ведет к счастью: ты ж ничего в результате не достигаешь.

Возможно, кто-то удивится: согласно ряду социологических исследований, нередко наиболее счастливыми ощущают себя люди весьма преклонного возраста. И этому есть объяснение: у них есть опыт, душевный и духовный багаж, есть достойное продолжение в детях и внуках, определенные личностные достижения, обретенная с годами мудрость и философское отношение к жизни во всех ее проявлениях, включая неизбежные болезни… Да, впереди, возможно, уже не так много, но этим немногим они более осмысленно и с удовольствием распоряжаются.

— У нас в Хабаровске одно время жил замечательный психиатр, доктор наук Шахматов, высокообразованный, по-настоящему духовный человек. У него есть отдельные работы как раз о том, как люди встречают старость, — рассказывает А. Андреянов. — Старость может быть патологической, когда люди сталкиваются с ограничениями физических функций и начинают болеть, лечиться, искать причины болезней. Важно, что это проходит, когда люди понимают и принимают, что просто их организм стал менее «гибким». Тогда они успокаиваются и у них начинается «золотая осень» жизни.

Время, когда можно не суетиться, не заниматься проблемами детей (они взрослые!), более-менее решены собственные жилищные и основные имущественные вопросы. Можно позволить себе находиться в мудрой и действительно счастливой созерцательной позиции, несмотря на все несовершенства мира в целом и государства в частности. Человеку на самом деле на так много надо. И для счастья — в том числе. Как шутит А. Андреянов, с точки зрения матросов броненосца «Потемкин», мы давно живем при коммунизме. Помочь почувствовать себя счастливым могут религиозные институты, специальные социальные объединения (жаль, их еще слишком мало в России), клубы по интересам. Но в конечном итоге всё делают сами люди.